Дедский сад, или Чего хочет бабушка

Частному дому престарелых «Забота» на 25 человек удалось все сделать не по стандартам: старики живут на берегу реки Вишера, собирают грибы, играют в карты, принимают гостей и обходятся без режима с подъемом и отбоем. «РР» побывал в Красновишерске и попытался разобраться, какой он — комфортный дом престарелых и как справляются с чувством вины те, кто «сдал» в «Заботу» своего близкого.

Полгорода таких старух

— Из моего кабинета мы выносим стол, родственники раскладывают диван и могут ночевать рядом с бабушкой или дедушкой. Правда, за все время только у двоих было такое желание. Когда у нас умерла первая бабушка — Дуня, у меня был шок, я рыдала и не могла остановиться. Сказала: «Закрываемся, больше мне смерти не надо». Тогда в доме жили три человека, я была почти готова их в государственные учреждения передать. Почему-то когда я соглашалась открыть дом престарелых, даже мысли не возникло, что бабушки будут умирать и что я должна быть к этому готова.

Татьяна Андросова — высокая статная женщина с ласковым голосом. Заведующая частным домом «Забота» в Красновишерске водит пальцем по табличкам на стене, бледно заполненным карандашом. По галочкам и цифрам с запятыми можно расшифровать, как дела сегодня у бабушек и дедушек, лежачих и «ходячих». У Лени, например, сахар с утра подскочил — 8,2.

Дом престарелых похож на обычный жилой — он почти ничем не выдает в себе какое-то специальное учреждение. Девять спален, кухня, большая гостиная с телевизором, три крыльца, прихожая, два кота, кролик, пес и огород. С порога пахнет куриным бульоном. Кабинет Татьяны — самый близкий к черному входу — вмещает и склад, и ординаторскую, и приемную. Дом рассчитан на 25 человек, бабушки и дедушки живут в скромных комнатах по двое и трое; четыре места пока свободны. Родственники приезжают навестить своих старичков и шутят: «Куда же мы отправимся в старости, если места уже мало?». На такой юмор способны люди, примирившиеся со своим чувством вины.

— Редко кто из родственников начинает со слов «бабушка хочет»: для стариков оказаться в доме престарелых — самый большой страх. Я долго не понимала, как можно рекламировать наш дом, — вспоминает Татьяна. — Просто я сама внутренне не могла принять, что своего родственника можно взять и сдать. «Сдать» — вот это слово… Я представляла, как у меня спрашивают: «Своего бы родного сдала?» Нет, никогда бы не сдала! Дочка одной из бабушек до сих пор боится: «Вдруг буду идти по улице, а меня встретят знакомые и спросят, как мама». Кто же поверит, что мама действительно выбрала быть в доме престарелых? Так что, когда мы открылись, я поговорила с главами поселений и попросила рассказать о нас только тем, кому нужна помощь. Реально нужна.

В кабинет Татьяны проходят две женщины лет пятидесяти — две сестры. Они усаживаются за стол и возбужденно, перебивая друг друга, рассказывают Татьяне о своей тете и о своей проблеме.

— Нам сказали, полгорода таких старух — возитесь сами. Деменция у нее, или старческое слабоумие, как говорится. Сделали операцию на глаза, так только хуже стало!..

— А мы не можем ее оставить, у меня своя семья, дети, внуки. Сестра в Мурманске — тоже не заберет.

— Бабушка сама хочет куда-то переехать?

— Нет.

— Вы же ее насильно к нам не перевезете?

— Так она же каждый день куда-то уезжает, все сумки собирает.

— Да поедет она, поедет. Машину только найдем.

— Она должна понимать, куда едет.

— Ну, это она вряд ли поймет.

— Хотела в санаторий? Скажите, что в санаторий.

— Вообще она у нас крепкая, со здоровьем раньше никогда серьезных проблем не было. Психиатр сказала, что она всех нас переживет, а у нас уже мозги плавятся. Говоришь: «Леж-ж-жи», — а ей все заниматься чем-то надо.

— Если ляжет, то уже и не встанет.

Пока вишерцы дома

Красновишерск — город в 360 километрах от Перми с населением 15 тысяч человек. Здесь было четвертое отделение Соловков, заключенные строили Вишерский целлюлозно-бумажный комбинат, который кормил город. Красновишерск был долго закрыт, в него попадали только по паспорту. В 90-м году город открыли, и во время первого советско-американского обмена на Урале американцы сплавлялись по Вишере, заходили в поселки с щитовыми домами и удивлялись, что красная и черная икра здесь всегда в продаже. Город хорошо финансировался за счет комбината — и район жил. В 2007 году предприятие перестало работать.

Единственная гостиница здесь, прямо напротив городской администрации, не числится на Booking. Единственное место, где можно поймать wi-fi, — кафе «Элит» с порцией горбуши за 80 рублей. Самые высокие здания в центре — трехэтажные ТЦ «Крепар» и каркас новой школы. Поселок, где Татьяна открыла дом престарелых, несколько лет назад по ошибке исключили из реестра; с тех пор он существует только в прописках жителей.

На центральных улицах в глаза бросаются ряды одинаковых деревянных домиков барачного типа, но с пластиковыми окнами. Улицу Гагарина пересекают коровы. На голубом заборе белой краской выведено: «Любим Вишеру — строим будущее». На самом деле строить свое будущее многие уезжают в соседние Соликамск, Березняки или вниз по Каме — в Пермь. Рабочие места сократились, на весь район осталось пять терапевтов, молодой город заметно постарел.

В 2014 году Татьяна с мужем взяли в ипотеку большой дом с тремя входами. Решили себе оставить 150 квадратов, а остальную площадь поделить на две части, под две квартиры, и выставить на продажу, чтобы отбить ипотеку. Когда младшей дочери Татьяны понадобился специализированный детский сад из-за проблем со зрением, пришлось переехать в Березняки, а дом заморозить.

— В это время у моего одноклассника бабушка ломает шейку бедра, выписывается из больницы, — рассказывает Татьяна. — Родственники живут на пятом этаже в однокомнатной квартире, а бабушка — в доме без воды и тепла, туалет на улице. Они попросились к нам в дом, где уже какой-никакой ремонт был. Мы повесили обогреватель, провели канализацию, завезли кастрюльки.

Постепенно одноклассники начали агитировать Татьяну открыть дом для других бабушек и дедушек района, у которых покосились обветшали дома или уехали близкие. Сама Татьяна не привезла в дом ни одного человека, все произошло благодаря сарафанному радио.

Два года она отбивалась от соцзащиты. О доме распускали слухи, спрашивали родственников: «А вы не боитесь, что ваши старички там просто сгорят? Кто вообще проверяет этот дом?». Татьяна понимала, что должна быть какая-то нормативная база, что надо работать по закону, но закона не знала. Одно дело — приголубить свою бабушку, родную, а другое — 20 чужих. В центре занятости ей посоветовали написать бизнес-план и зарегистрироваться как ИП. Они с мужем оформили заявку на грант, получили 108 тысяч и смонтировали пожарную сигнализацию по всему дому. Татьяна в это время все еще водила дочку в специализированный детский сад в Березняках — в 128 километрах от Красновишерска, и жила на два дома.

— Как мне муж ни говорил: «Зачем сигнализация? Это наш частный дом, никто к тебе не явится с проверками», — я знала, что как только в доме будут жить хотя бы три бабушки, к нам сразу же придут, — говорит Татьяна. — На оставшиеся 20 тысяч от гранта мы оборудовали первую комнату — своими руками, с помощью моих одноклассников. Первые три года мы там ночевали; я была и няней, и поваром, и кочегаром, менялись с мужем. Потом привела одну девочку помогать. Сейчас у нас в коллективе шесть нянь, два повара, уборщик помещений и фельдшер.

Старшие дети Татьяны сразу сказали, что никому из них этот «бизнес» передавать по наследству не надо. Ревнуют к старикам: «Мам, ты нас что-то стала меньше любить, чем своих бабулечек. Ты чего их всех обнимаешь, а потом домой идешь? Они же… сопливые».

Читайте полностью на сайте "Русский репортер"